Но мы подымем гордо и смело
Знамя борьбы за рабочее дело,
Знамя великой борьбы всех народов
За лучший мир, за святую свободу.
В наше странное время фрагментарного бытия люди привыкли жить в условиях самоизоляции, в условиях общинного вакуума, когда каждый индивид заперт в своем маленьком мирке, и не только сам не допускает к себе посторонних, но и не лезет ни к кому. При этом нередко происходят конфликты между мирками-одиночками и окружающей вселенной, фактически – это Атомная война, но не в привычном смысле техно-хоррора, а в смысле «войны атомизированных субъектов». Многие из нас даже не задумываются над тем, насколько это нормально и естественно, так как естественным кажется то, что есть. Данность – это естественно.
И до чего порой оказывается странным, когда к такому вот воину-одиночке, ополчившемуся на весь свет, доносится голос мирового разума, говорящего, что такая жизнь – это извращенное существование лишенное малейшего смысла, и что Порядок необходимо менять, что надо все подвергнуть сомнению, что бы затем произвести реконструкцию бытия. Подобные мысли кажутся странными, ведь так приятно сидеть на диване и ничерта не делать для того, что бы что-то изменить.
Ведь зачем что-то менять? Все ведь итак хорошо… Ведь правда же?..
Однако мысль гложет, она не дает покоя, и как-то странно сжимается сердце в груди, когда задумываешься над тем, что ведь и правду все могло бы быть не так, что жить растением – это отнюдь не жизнь, а как-то совсем по-другому называется, и вряд ли красиво называется.
Многим, конечно, удается отделываться от этих назойливых мыслей, от этого зуда, работы мышления, столь непривычного процесса, атрофировавшегося у зомби-потребителей суррогатного счастья. Многим, но не всем, и эти самые исключения из общего правила действуют, они стараются разбить надетые на них оковы повседневности, которые тем труднее разбить, чем они более иллюзорны, однако иллюзорность вовсе не означает, что они легки и не мешают… Мешают, очень даже мешают, и тяжелы настолько, что склоняют к земле, заставляют жить на коленях, а то и вовсе на четвереньках, однако же они столь незаметны, что людям их состояние кажется нормальным, естественным, что так и должно быть, что по-другому невозможно, по-другому не бывает.
И эти немногие первыми поднимают бунт, сначала в своих умах, но после протест выплескивается наружу, выходит на улицы, заполоняет площади… Люди отказываются принимать убогость окружающего мира, и потому ломают запреты, плюют на писаные законы, созданные только для закабаления народа, да топтание человеческого достоинства и попрания всего того, что только есть в людях хорошего. На этих людей смотрят, как на умалишенных, как на прокаженных, занимающихся непонятно чем, непонятно для кого.
Видимо, это удел всех искренних революционеров, первыми сбрасывающих с себя оковы – быть непонятыми, а то и вовсе – проклятыми, своими современниками, живущими с теми же цепями, с ярмом на шее, однако молча, покорно принимающих это за данность, и не желающих менять рабское корыто на опаленной воздух неизведанной Свободы, манящей и пугающей одновременно.
И так и идут люди на смерть, обреченные на не понимание сегодня, и вечную память завтра, находящиеся в момент геройской гибели в меньшинстве, а после смерти поднимаемые на знамена, становящиеся для многих кумирами, образцами для подражания.
Махно, Дуррути – они были уже не первыми, дорогу им проложили такие люди, как Равашоль, Павел Гольман, Антон Нижборский и многие, многие другие, принимавшие смерть в неравной борьбе с несправедливым миром.
Первым, даже первыми быть всегда тяжело, но кто-то первым всегда оказывается, и это очень большая честь, но и очень большая опасность, так как приходится рваться сквозь стену отчуждения без надежды на помощь со стороны – помощь приходит, но, обычно уже позже, к следующей волне бескомпромиссных удальцов, зараженных идеей Освобождения. Люди приходят, ширятся ряды сопротивления, и сотрясаются стены замков отчуждения, крепостей власти и империй потреблятства.
Мир меняется под напором освобожденцев, чуть свободнее становится дышать до тех пор, пока не ослабеет революционный напор и реакция снова сожмет тиски вокруг горла народа, и тогда вновь появляются изгои-революционеры, которые поднимают своим примером народные массы, вступая в неравный бой.
Застрельщики Революции нужны всегда, и они будут, будут до тех пор, пока очередная волна недовольных не сметет наконец-то окончательно и бесповоротно «весь мир насилья», чтобы на его месте воздвигнуть, наконец, общество свободных индивидов, живущих исходя из принципа – «как ты к людям, так и они к тебе», и взаимопомощь среди них, солидарность – это уже не лозунги, не тоска по далекому прошлому, не ностальгия по захлебнувшимся в крови революциям, расстрелянным, подавленным власть и капитал имущими, но – норма жизни, абсолютно естественная и необходимая.
Но за новый мир еще предстоит побороться, за него еще предстоит выдержать ни одно сражение, чтобы последующие поколения могли наконец-то вздохнуть по-настоящему свободно – полной грудью. Поэтому надо не отчаиваться, не махать обреченно рукой на покорные людские массы, тупо живущие своей серой жизнью (пусть даже им самим так и не кажется), а гордо подняв черное знамя борцов за свободу, вновь и вновь бросаться на бой, чтобы не угасало пламя борьбы, чтобы в людских сердцах постепенно растаял лед отчуждения и люди, один за другим, вступали в ряды борцов за Светлое будущее, не извращенное политической сволочью, а настоящее Светлое Будущее, в котором люди сами, коллективно будут решать, как им жить, без всевозможных вождей, указателей, которые только и делают сегодня, что топчут все то, благодаря чему человек может научиться быть самостоятельной личностью, способной жить не по указке и предписанию.
Поэтому надо собирать волю в кулак, не думать о том, что завтра все может кончиться – в тюрьме или на эшафоте, и просто жить, жить Революцией, которая только одна и способна дать подлинное наслаждение жизнью в современном мире. Михаил Бакунин говорил, что его отечество – это Социальная Революция, и нам нечего тут добавить, под такими словами мы можем только подписаться, и, принимая эстафету революционной борьбы, со словами Интернационала на устах идти на бой, на вечный бой, который заканчивается либо смертью, либо победой…
Поэтому надо бороться, надо пропагандировать действием, чтобы пример героев не пропадал даром, не растворялся в вечности, а прокладывал дорогу будущему.
Сегодня мы выйдем на улицы, завтра, вдохновленные нашим примером, примером героического прошлого, возможно, выйдут новые люди, которых будет больше, и которые будут более решительны, тогда города покроются баррикадами, и вновь разразится грандиозная Битва за Новый Свободный Мир, в котором не будет места насилью и несправедливости.
Кто знает, может Революция наконец-то и победит. Во всяком случае, в это хочется верить, в это стоит верить, ради этого стоит жить и бороться…
Как глоссит текст Интернационала, написанного анархистом, участником Парижской Коммуны Эженом Потье:
Вставай, проклятьем заклейменный,
Голодный, угнетенный люд!
Наш разум – кратер раскаленный,
Потоки лавы мир зальют.
Сбивая прошлого оковы,
Рабы восстанут, а затем
Мир будет изменен в основе:
Теперь ничто – мы станем всем!
Время битвы настало
Все сплотимся на бой.
В Интернационале
Сольется род людской!
Данный текст не является историческим, это скорее крик души, которую многие не понимают, которая многим кажется чем-то странным, а быть «таким, как все», для человека хоть немного думающего, очень и очень неуютно, а лучше даже откровенно сказать – неприятно, так как быть бараном, которым «вертят», как хотят – это участь не завидная, и нелицеприятная. Так что – это текст-метафора, можно даже сказать философская гипербола, в которой переплелись исторические мотивы и проблемы дня сегодняшнего. И поэтому следует прояснить ряд спорных моментов
Первое: Равашоль 1849-1892, положил свою жизнь в борьбе за анархистские идеалы. Фигура для кого-то и неоднозначная, однако, ставшая в народе легендарной, как символ индивидуального террора против Власти, как герой-одиночка, не побоявшийся бросить вызов всесильной Системе насилия и угнетения. Для власть и капитал имущих – он бандит и убийца, для простого народа – символ борьбы за справедливость, равенство и братство. Схвачен и казнен полицией.
Павел Гольман родился в 1886-м году, с 12-ти лет рос без отца. С пятнадцати лет сотрудничает с социал-демократами, позже член партии эсеров, еще позже – приходит к анархизму. Участник Революции 1905-1907-го года, во время которой проявил себя непоколебимым борцом с царизмом. Много сражался, учувствовал в стычках с полицией, принимал участие в стачках. Убит полицией.
Павел не был одинок, он был членом анархистской организации, которая пользовалась популярностью в народе.
Антон Нижборский – так же член анархистской организации, участник Революции 1905-190г-го годов. Так же, как и П. Гольман учувствовал в стычках с полицией, принимал участие в забастовочной борьбе. Одиночкой точно так же не являлся. Погиб в 1906-м году за идеалы анархистского коммунизма, в которые свято верил, и в которые верили, которые понимали многие простые рабочие, которые не называли себя анархистами, но боролись с ними плечом к плечу за одно общее дело.
В тексте сказано, что эти люди были застрельщиками, теми, кто прокладывал дорогу будущим массовым движениям. Получалось, что Павел Гольман, Антон Нижборский и Равашоль были «всеми проклятыми и забытыми одиночками, которых принимали за умолишенных», однако это надо понимать иносказательно, метафорично. Дело в том, что по-настоящему массовое анархистское движение, в котором принимали участие десятки тысяч, миллионы людей уже позже, и в сравнении с ними названные люди действительно выглядят почти одинокими, и именно об этом идет речь. Конечно, Белостокские и Екатеринославские анархисты были известны и популярны в своих городах, в своих областях, однако, тогда еще их было слишком мало, и реальной угрозы режиму, при всем своем героизме и народной любви к ним, они не могли. Равашоль – так и вовсе фигура эпохи индивидуального террора против ненавистного произвола и насилия. Махновское движение – это был уже совершенно иной размах, десятки тысяч бойцов и миллионы поддерживавших их борьбу, и тогда был уже реальный шанс на успех. И, хотя революционная армия Нестора Махно была разбита, однако это было действительно мощное движение, которое было невозможно без таких предшественников, как Гольман, Нижборский и многие другие… из среды которых вышел, между прочим, и сам Махно. И еще более мощным было движение испанских анархистов, из организаций НКТ (Национальная Конфедерация Труда) и ФАИ (Федерация Анархистов Иберии), в которых состояло более двух миллионов человек, и, еще больше людей их поддерживало, не будучи членами данных организаций. Буэнавентура Дуррути был как раз членом НКТ. Легенда испанского и мирового анархистского движения, участник Революции 1936-1939-го годов, погиб в боях против фашистов Франко под Мадридом в ноябре 1936-го года.
Поэтому не надо все понимать слишком буквально, так как в мире все относительно, особенно если целью является показать главное, показать суть того явления, о котором хочется поведать. Тем более, раз уж мы говорим о насущных проблемах – тут уж без патетики и определенной доли пафоса и героики мы вряд ли обойдемся, но, зато сможем продемонстрировать, что даже когда, казалось бы, все плохо, отчаиваться не в коем случае нельзя… тем более имея таких исторических предшественников – на них надо ровняться, а достижения превзойти…