Разгребал хард со старого железа, обнаружил среди прочего этот текст.
Помучился проблемой буриданового осла - куда?
Наверно, уже в историю.
1993г. Расстрелян красно-фашистский белый дом,
либерасты торжествуют, народ охуевает, и голосует за жирика.
КАС заканчивается, крысы бегут во власть
узкий круг анархов, страшно близкий и далёкий от всей этой муйни
выпускает журнал "Вуглускр"
(который ебёт мышь, пока не посвежеет)
статья из оного-
АПОЛОГИЯ АБСОЛЮТНОЙ СУБЪЕКТИВНОСТИ
Попробуйте на экзамене по литературе или по истории сказать что-нибудь от себя, - и вы тотчас услышите в ответ: «Это ваше частное субъективное мнение, а по тому не интересно и не нужно. Надо быть объективными!» А надо ли?
… Солдат, непонятно зачем чеканящий шаг на ненавистном плацу. Бабка, понуро смирившаяся с судьбой в трехчасовой очереди за молоком. Историк, объясняющий, что однопартийная система сложилась исторически. Экономист, сладострастно констатирующий, что по законам рынка столько-то процентов людей будет выкинуто за борт жизни неизбежной конкуренцией. Карл Маркс, прильнувший бородой и ухом к пульсу истории и напряженно пытающийся уловить контуры неизбежного завтра. Ребенок в саду, лишенный и отказавшийся от священного права влезать на крышу веранды. Художник, со словами «се ля ви!» предавший свой скромный талант ради штампованных березок, матрешек и церквушек, ходко идущих на Арбате …
Что объединяет всех их, всех нас – таких разных и непохожих?
Вечный, рабский, научно-доктринерский, почтенный принцип: «Даешь объективность! Против ветра не плюнешь, против течения не поплывешь! Чему быть – того не миновать. Все действительное разумно, все разумное действительно!»
Жадно, второпях, поскорее раздавить свою зачаточную индивидуальность, свою субъективность, намозолившую душу, в чем-то надежном, научном, логичном, вещественном, объективном, разумном. В чем-то внешнем, от нас независимом и нас определяющем. Неважно, что это: очередь, круглая сумма на сберкнижке, солдатская шеренга, холодная логика бездушной науки, партийная воля и доктрина, дребезжащий компьютер или же законы – исторические, рыночные или государственные. Это не я – это все. Это не я – это мы. Мне – не отвечать, мне – повиноваться, ловить приказания, следовать, растворяться. У меня алиби и щит: в одной руке таблица умножения, в другой - скрижаль Моисея. И еще – полные карманы справок, составленных марксами и ньютонами или просто основанных на кулачном праве. Что угодно – пусть рабство, пусть бездушие, пусть несвобода – лишь бы не одиночество; пусть холод – лишь бы не бремя выбора, лишь бы «мы», а еще лучше: Бог, Природа, Разум, Наука, Провидение, даже Человек (Человек вообще), - но только не я – маленький, усталый, суетный, одномерный человечек. Пусть наука движется, пусть история свершается, пусть боги повелевают – я на все готов.
Достоевский заметил, что люди больше всего стремятся преклонить голову перед чем-то вне себя, но только перед тем, что бесспорно. И так они сакрализуют власть, право, обстановку квартиры, математику, волю начальника, устав общежития, привычку пить водку с получки. Короче, - то, что не зависит никак от нас и выражается строгими и бессмертными словами: «Отрешимся от эмоций, не допустим экстремизма да здравствует объективность!» (Объективность – это не я , а что-то внешнееб более очевидное и надежное.)
-Культ Прогресса? – Разумеется!
-А, может, вера в боженьку? Или в инопланетян – кашпировских – глоб? – Само собой!
-Устав гарнизонной и караульной службы? – а как же без него, родимого?!
-Все, как предписал Энгельс в «Анти-Дюринге»: базис, надстройка, гегемон, от простого к сложному, от низшего к высшему – вперед и выше, все вперед и выше? – А как же иначе?
- Или уж культ закона? – Ну конечно!
И: не я строил Освенцим и Чернобыль, не я посылал солдат в Афганистан, не я врал профессорам на экзамене, не я всю жизнь плыл по течению, не я вышла замуж по расчету, не я на вопрос «кто ты?» отвечал: «культсектор», не я предал что-то маленькое, зачаточное и чахоточное, шевельнувшееся под сердцем и умершее на веки … Не я! Это – обстоятельства, люди, мировая целесообразность, объективность в конце концов!
«Нельзя жить в обществе и быть свободным от этого общества …»
Или же – льзя?
В физике, химии, математике - в тех науках, которые всегда, со времен Ньютона, Декарта и Канта, считались наукой в собственном смысле слова, - главное – полное устранение субъективности, сосредоточение на объекте, на материальной точке, на двух пешеходах, идущих из пункта А в пункт Б (меня с ними нет), на квантах и молекулах, минералах и интегралах. Меня, субъекта, человека здесь нет ( я – вовне, я – чистое рацио), и чем более меня нет, тем лучше, тем надежнее и точнее научный результат.
А в философии? Гегель, Шеллинг, Маркс и ко пристально вглядываются через подзорную трубу в огнедышащую лаву истории, где катятся волны классов и наций, где умирает и вновь рождается Мировой Разум, где гегемоны сменяют один другого, партии рвут друг другу глотки, разрушая базисы и надстройки, а холодные и непонятные производительные силы вступают в жестокую схватку с производственными отношениями. Мы охотно и радостно вопрошаем: «Истинно или ложно, объективно или субъективно?» - вместо того , чтобы просто спросить: «Человечно или бесчеловечно?» Как будто таблица умножения – высшая ценность, созданная человеком! В общем – осознанная необходимость и объективная реальность, данная нам в ощущениях … Куда ни кинься везде объективность и сто раз объективность. И нигде: со-переживания, ис-хождения и …- зачем я, если Чистый Разум (материя) сам себя ощущает и познает, зачем я со своей болью, волей и свободой, если все равно все будет так, как должно быть?! Я все сделал, как надо – и могу идти спать. Ведь все наперед просчитано классиками научного социализма и научного капитализма, парламентскими геркулесами и одиссеями.
Это не я – это объективный мировой разум сыграл шуточку с Хиросимой и Бхопалом. Это не я – это Господь послал нам СПИД за грехи наши и в назидание. Это не я – это наш азиатский базис скушал с аппетитом культурную надстройку и не подавился. Это не я – это объективная реальность, данная мне в абсурдных, противных, бесчеловечных ощущениях гонит меня в часовые очереди за хлебом и призывает выполнять почетную обязанность по убийству себе подобных и тратить жизнь у конвейера металлических и газетных штампов. Это не я – это щедрый и мудрый рынок вырубает под корень леса Амазонии и дарит мне радость встречи с жирным бик-маком. Так исторически сложилось – без меня и помимо меня. Все это не я. Все это – объективная реальность и осознанная необходимость. «Еденица – ноль …»
А я могу лишь осознать ее, эту необходимую реальность и реальную необходимость и занять свое место в ряду одномерных человечков, людей-функций, надвинув на голову каску, перекинув через плечо автомат и учебник, полный объективных и глубоко научных штампов и, запев объективно необходимую песню, пойти дальше прожигать свою единственную жизнь, служить своей заботливой объективной машине, клацающей челюстями.
«Все будет так, исхода нет …»
«Впечатление такое, что мы собираем машину, которая всех нас раздавит …»
Лишь бы не перечить, не бунтовать. Лишь бы не одному и не самому. Лишь бы опереться на бесспорное, неизбежное, объективное, ибо я – сомнителен, нереален, нецелен, внебытиен, и только во внешнем, от меня не зависящим и мною управляющим, могу найти сладкий сон, отдых и радость, - плату за покорность. И быть всегда готовым! И снять со своих плеч непомерную тяжесть бремени выбора. И не строить замков на песке, найдя твердую почву под ногами …
А может, все же, твердая почва – трясина, откуда нет возврата? Может быть, - к черту ее – абсолютную объективность, со всей ее объективностью, со всей ее очевидностью и доказательностью, со всей ее реальностью и научностью? Может быть, почесав в затылке, сказать робкое и застенчивое, чуть слышное «Да!» собственной абсолютной субъективности, хрупкой уникальности и неповторимости? И разве не сказал Сартр: «Когда я сочиняю симфонию – я творю мир»?
И тогда вот: я за все в ответе. И это я : убийца, мещанин, бюргер, холоп, насильник и филистер, ибо благодаря мне в Африке люди умирают от голода, в Америке – от скуки, а в Европе – от лжи; и благодаря мне десятилетний ребенок зевает на уроке, глядя пустыми глазами на скучный мир; и благодаря мне ответственная Власть опять смогла обвести всех вокруг пальца; и благодаря мне: тюрьмы, самоубийства, гильотины, учебники, психушки, аборты, парламенты, истолкователи стихов, партии, розги, зануды, казармы, АЭС, слепые, методики, клятвопреступления, и – похожие одна на другую приторно-занудные матрешки на Арбате.
И: обманывать, унижать, пинать, покупать биг-маками и «плейбоями» будут меня, меня – а не Мировой Разум и не русскую нацию. И я могу всех спасти. И формальную логику зашкалит (потому, что она формальная, объективная). Отказавшись убивать комара, сидящего у меня на носу, и отвечать на уроке заученные истины, я могу стать слабым звеном в цепи объективности и расколдовать заколдованный круг, повернуть ход событий вспять. И моя голова, вопреки безупречным законам математики, прошибет бетонную стену, и мой голос нарушит гармонию общего праздника послушания. И я больше не шестеренка в роскошной колеснице истории или просто в скрипящей телеге общей пьянки.
И тогда я - за все отвечаю и все могу. Потому что я есть. Потому что тогда я могу не иметь, а быть. И тогда свобода – не осознанная необходимость, не очевидная объективность и не ступенька эскалатора, на которую можно вскочить и поехать, сказав «се ля ви!» и помахав себе рукой на прощание.
Абсолютная объективность, исключающая меня, как ненужную вещь, хочет вынести меня за скобки. А не вынести ли мне за скобки ее – эту объективность со всей ее непреложностью и очевидностью, если эта объективность заставляет смотреть мальчика пустыми глазами на скучный мир?
Я – это я. И я это боль. И я один. И я абсолютно субъективен.
И мне наплевать на то, что несправедливость, существующая в мире – несправедливость космическая и объективная. И мне наплевать на то, что боль, разрывающая сейчас мою грудь, возникла в начале времени, и продлится до скончания века. И мне наплевать на передовые нации и отсталые классы, на все исторические закономерности и принятые условности, на все государственные интересы и математические расчеты. И мне наплевать даже на старшину Лаева и грядущее родительское собрание. Я неуязвим для них. Я свободен. Я есть. Я это я. И я в ответе за все.
И я строю свои замки на песке. Я снова требую невозможного.
Павел Сентябрьский.
Отредактировано Бриз1917 (2007-01-24 20:25:51)