Но эти победы еще острее ставят вопрос о том, какой же должна быть альтернатива неолиберализму. Старая заезженная насмешка над движением за другую глобализацию, что оно выступает всего лишь против существующего статус-кво и что ему не хватает собственной позитивной программы, все чаще используется по мере того, как движение одерживает реальные победы.

Внутри самого движения встречаются попытки ответить на эти обвинения. Например, во время референдума во Франции, активисты движения «альтермондиалистов» (движения за иной мир) запустили проект по составлению Хартии Принципов Другой Европы в качестве альтернативы неолиберальному конституционному договору. После ноябрьской конференции во Флоренции этой теме был посвящен семинар на недавно проводившемся европейском Социальном Форуме в Афинах.

Выдвинутые по поводу хартии проекты на удивление непротиворечивы. Они акцентируют внимание на расширении существующих прав человека посредством придания четкого определения «общим социальным правам», т.е., например, защите государственного сектора обслуживания [public services] от поглощения транснациональными корпорациями, стремящимися к получению прибыли от политики приватизации, проводимую фактически всеми правительствами в мире.

Хартия непосредственно является детищем идеологического мира послевоенной социал-демократии. В классическом эссе социолог Т. Маршалл проследил, как развивалась и расширялась концепция гражданства на протяжении последних двухсот лет – от гражданских прав (личная свобода, частная собственность) к политическим правам (прежде всего – всеобщее избирательное право) и к социальным правам (занятость, социальное обеспечение, образование). Неолиберальная «контрреформация» постоянно пытается свернуть этот процесс расширяющегося гражданства посредством отмены социальных прав, предоставленных послевоенным государством всеобщего благополучия.

В этом контексте важно защищать эти права. Но одно – делать это, и совсем другое – представлять, что они, сами по себе, формируют альтернативу неолиберализму. Правящий «вашингтонский консенсус» представляет собой в чистом виде логику самого капитала, где всё, что угодно, превращается в товар. Отрицание этого требует иной социальной логики, но хартия умалчивает о том, какой она может быть.

Вызов частной собственности

Ключевым вопросом здесь являются права собственности. Если практически всё должно быть превращено в товар, тогда права индивидуумов и корпораций на владение вещами должны включать и  такую абстрактную собственность как собственность на информацию, исключающую возможность пользования ею другими. Одним из основных пунктов программы неолиберализма, весьма последовательно исполняемым международными финансовыми институтами, такими как Мировой Банк, Всемирная Торговая Организация, являлось усиление и расширение прав абсолютной частной собственности.

Итак, что же говорит по этому поводу движение за иную глобализацию? Какую концепцию собственности оно выдвигает в качестве альтернативы неолиберальному стремлению поделить весь мир на участки, которыми владеют лишь корпорации и богатые? Это не академический вопрос. 1 мая 2006 г. недавно избранный президент Боливии Эво Моралес отправил армию, чтобы захватить нефтяные и газовые месторождения в качестве реализации закона о введении над ними государственного контроля. Национализация промышленности являлась главным требованием массового восстания в мае-июне 2005 г., вынудившего уйти правого президента Карлоса Месу.

На самом деле многие «альтермондиалисты» не так легко воспринимают подобные требования. В октябре прошлого года я оказался в микроавтобусе в Мехико, где его пассажиры – интеллектуалы и активисты со всего мира – страстно спорили о том, правильно ли поступило боливийское движение, когда подняло вопрос о национализации. Аналогичным образом проект Хартии Принципов спотыкается о вопрос собственности.

«Функционирование государственного сектора обслуживания [public services] и использование общих благ (земли, воздуха, воды и энергии) требует реализации проектов социальной собственности. Что нам необходимо сделать, так это найти новый вид социализации, не являющийся национальной или правительственной собственностью, позволяющий людям и рабочим принимать участие в процессе принятия решений, касающихся организации, функционирования и проектирования государственного сектора обслуживания [public services]».

Эти закрученные формулировки даже не отражают способ использования английского языка в многоязычном движении, борющегося за коммуникацию с собой и со всем миром. Недоверие к национализации коренится в памяти о бюрократической государственной собственности, представленной сталинизмом на востоке и социал-демократией на западе. Сейчас более влиятельной является идеология автономизма, сводящаяся к заглавию известной книги Джона Холлоуэя: «Измени мир, не беря власть» [Change the World Without Taking Power]. Другими словами, мы должны забыть о государстве и пытаться развивать локализированные альтернативы неолиберализму.

В качестве всеобщей стратегии подход Холлоуэя безнадежен. Безнадежен он также и в качестве решения данный проблемы. Боливийский народ хочет повернуть вспять процесс приватизации энергетической промышленности. Соответственно, встает вопрос, что же происходит с этой промышленностью, если ее отбирают у иностранных мультинациональных компаний, таких как Repsol YPF  и Petrobras. Неизбежно возникает вопрос собственности. В первую очередь, кажется, альтернативы национализации не существует (Моралеса можно критиковать за то, что он восстановил государственный контроль на основе, не соответствующей 100% государственной собственности).

Государство – это национальная организация, обладающая как силой принуждения, так и политической легитимностью, необходимой для проведения столь амбициозных операций как введение контроля над энергетической промышленностью. Более того, легитимность зависит от возможности государства представить себя в качестве государства, отвечающего народным требованиям. Это делает его сговорчивым по отношению к требованиям снизу, со стороны массовых движений, как в Боливии. До того как стать президентом, Эво Моралес, лидер «Движения к социализму» был против требований национализации энергетической промышленности. Он вынужден был пойти на это под давлением движения, которое привело его к власти.

Это не означает, что мы должны повторять старые ошибки традиционной социал-демократии, считая существующее государство главной причиной прогрессивных социальных изменений. Это – капиталистическое государство, которое может отвечать на массовое давление, но оно, тем не менее, будет искать средства, чтобы сохранить доминирование капитала. Для того оно организовано бюрократически и иерархически, чтобы, прежде всего, исключить народное участие, инициативу и контроль. Поэтому революционная марксистская традиция всегда утверждала, что всякая успешная революция против капитала должна разрушить это государство и заменить его институтами, основанными на демократии рядовых членов общества (прямой демократии), посредством которой рабочие смогут управлять самостоятельно.

Итак, одной национализации недостаточно. Это не снижает важности того, что происходит в Боливии. После десятилетий распродажи народных активов ради частной прибыли, народное восстание против неолиберализма действительно вынудило одно правительство кое-что вернуть, и далеко не испоконвечное, как явствует из агонизирующего воя, поднятого глобальным политическим и бизнес-истеблишментом, когда правительство Моралеса захватило нефтяную и газовую промышленность.

Этот опыт подтверждает замечания Антуана Арту из Революционно-Коммунистической Лиги Франции: «Я не знаю, как мы можем вызвать динамику социальной трансформации без того, чтобы, если не прямо упразднив, то хотя бы глубоко модифицировав некоторые отношения собственности». Далее Арту отмечает, что национализации недостаточно: «Вся концепция социального присвоения не может сводиться лишь к простому юридическому изменению названия собственности. Она предполагает всеохватывающий вызов капиталистическому разделению труда (иерархической организации производства) и замену его кооперативными формами производства».

Рынок или планирование?

Действительно, чтобы реально порвать с логикой неолиберального капитала, всякий процесс расширения границ государственной собственности должен включать в себя введение форм демократического самоуправления, посредством которого рабочие национализированной промышленности вместе с потребителями их продукции смогут коллективно решать, как управлять промышленностью для всеобщей выгоды. И вновь это более чем академический вопрос. Радикализация ситуации в Венесуэле, где президент Уго Чавес провозгласил «социализм XXI века», противодействуя США, поставил на повестку дня вопрос об альтернативных формах экономической организации.

Серьезно относиться к этому вопросу – значит сломать еще одно табу и говорить не только о государственной собственности, но и о планировании. С 1930-х гг. планирование стало ассоциироваться бюрократической командной экономикой Советского Союза и его сателлитов. Пока они процветали, планирование было престижным и его, например, копировали такие постколониальные государства, как Индия. Упадок и крах СССР полностью дискредитировали планирование и помогли легитимировать неолиберализм. Правящая экономическая ортодоксия систематически скрывает размер зависимости некоторых наиболее успешных экономик в современном мире (Китай, Южная Корея) от государственного вмешательства.

Реакция против планирования доходит до того, что даже те, кто пытается развивать альтернативы капитализму, считают рыночную экономику неизбежной. Это, очевидно, касается и защитников рыночного социализма, таких как философ Дэвид Миллер и экономист Джон Рёмер [John Roemer]: у них кооперативы с коллективной собственностью конкурируют для продажи своих продуктов на рынке. Даже философ-марксист Тони Смит в своей новой работе «Глобализация: систематический марксистский отчет» [Globalisation: a Systematic Marxian Account] утверждает, что было бы возможно демократизировать рынок.

Фундаментальной проблемой такого рода стратегии является то, что основой любой рыночной экономики всегда обязательно является конкуренция. С технической точки зрения, в рыночной экономике разделение ресурсов является ненамеренным результатом соревнования между компаниями, которые совместно, но не коллективно контролируют экономику. Другими словами, распределение ресурсов каждой компании зависит от того, насколько успешно она продает свои товары или услуги на рынке. Здесь нет коллективного решения общества по поводу того, как разделяются эти ресурсы. Если компания неконкурентоспособна – она теряет свою долю ресурсов, становится банкротом. Поэтому индивидуальные объединения при рыночной экономике находятся под систематическим давлением, вынуждающем их сократить стоимость производства и, следовательно, снизить цены на свою продукцию, чтобы быть конкурентоспособными.

По определению такое положение дел нельзя организовать демократически на уровне экономики в целом, потому что не существует коллективных демократических или иных решений о разделении ресурсов. Но также весьма трудно поддерживать демократическую организацию внутри индивидуальной компании. Это очень хорошо объясняет Майкл Альберт из ZNet. Он предлагает допустить, что предприятие, контролируемое рабочими, т.е. организованное на демократическом и эгалитарном базисе, не может продать свою продукцию. Что будут делать рабочие?

В этом контексте, при условии, что они отказываются от банкротства, у них есть два пути на выбор. Они могут решить сократить собственные зарплаты, ухудшить свои условия работы, одновременно ускорив свою работу, но это отчуждающий подход, которому ни эмоционально, ни психологически люди не готовы следовать. В другом случае, они могут нанять менеджеров для проведения политики сокращения стоимости и увеличения объема выпуска продукции, в то же время предохраняя менеджеров от неблагоприятных результатов системы. На практике, что весьма предсказуемо, реализуется последнее. Следовательно, рынкам присуще оказывать давление с целью организации рабочей силы в двух группах – подчиняющееся большинство и принимающее решения меньшинство, причем последние получают больший доход, больше власти и защиты от негативных последствий решений по сокращению стоимости, которое они применяют к другим.

Таким образом, сама логика рыночной экономики склонна уничтожать или завоевывать островки демократии и равенства, которые могут в ней возникнуть. Это значит, что такие социалисты как Рёмер и Смит, верящие в то, что возможно демократизировать рынок, предстают перед собственной дилеммой. Либо они налагают на функционирование рынка все ограничительные формы, чтобы защитить его от разъедающей его демократии и в этом случае в любой экономике, основанной на предлагаемых ими принципах, вероятнее всего, произойдет кризис, потому что они не позволяют самой логике конкуренции нормально функционировать, либо, если они попытаются заставить эту логику функционировать – разрушатся социалистические идеалы, которые они пытаются реализовать.

Дело в том, что любая жизнеспособная альтернатива неолиберализму должна базироваться не на рынке, а на демократическом планировании. Есть несколько моделей того, как это может работать. Одна из них – это модель Альберта «Parecon», или экономика участия [participatory economics]. Она включает в себя советы рабочих и потребителей, где индивидуумы и предприятия выдвигают предложения, касающиеся их доли в общественных ресурсах. Далее происходит процесс постепенного урегулирования (Альберт называет это «итерацией»), когда технические эксперты предлагают план, который дал бы каждому столько, сколько возможно того, чего тот хочет.

Основная слабость этой модели заключается в том, что она слишком сильно копирует работу рыночной экономики, когда заявки на ресурсы выдвигаются по индивидуальному требованию. Альберт – анархист и его приверженность децентрализации заходит слишком далеко. Ассигнование общественных ресурсов – это не нейтральный технический вопрос, это политический вопрос, требующий некоего коллективного и демократического процесса принятия решений и выбора между соперничающими точками зрения на общественные приоритеты.

В этой перспективе британский левый экономист Пэт Девайн [Pat Devine] предлагает лучшую модель, которую он называет координацией на основе переговоров [negotiated coordination]. В ней ассигнование ресурсов является в большей степени результатом дискуссий между производителями, потребителями и прочими заинтересованными группами в рамках всеобщего решения об экономических приоритетах, демократически выработанных на национальном и международном уровне.

Понятно, что многое еще должно быть сказано о демократическом планировании и, конечно, сделано. Важность работ, подобных работе Альберта и других, заключается в том, что они начинают ломать предубеждения против планирования и разрабатывают схему того, как отказавшаяся от рынка экономика может быть одновременно демократической и эффективной.

Борьба за власть

Но всякий разрыв с капитализмом не может принять форму немедленного прыжка в полностью плановую экономику. Маркс давно уже писал в «Критике Готской программы», что новое государство рабочих унаследует общество, отмеченное глубокой печатью капитализма. Вначале ему придется идти на компромисс со старым порядком и лишь постепенно продвигаться к обществу, управляемому коммунистическим принципом: «Каждый по способностям, каждому по потребностям!»

Аналогичным образом и сегодня, общество, порывающее с капитализмом, вынуждено будет сделать решительный шаг к экономике, в которой решения о приоритетах будут приниматься демократически, а не оставляться на волю анархии конкуренции. Этот процесс обязательно будет включать в себя взятие контроля над финансовыми рынками, национализацию под рабочий контроль ключевых отраслей экономики и социальное обеспечение на основе прогрессивной системы налогов, распределяющей богатства и доходы от богатых – бедным.

Какими бы радикальными ни были эти меры, они все же оставляют на местах многие аспекты рыночной экономики. Многие секторы останутся в частных руках. Дальнейшее давление и введение новых мер обязательно сдвинет экономику в целом к принципам демократического планирования. Один ключевой шаг должен будет ослабить власть капиталистического рынка труда, который сегодня управляет нашими жизнями.

По-моему, наилучший способ сделать это – ввести универсальный прямой доход. Другими словами, каждый житель страны будет по праву получать доход, соответствующий его основным нуждам на относительно низком, но, тем не менее, достойном уровне. Это послужит достижению двух целей. Во-первых, обеспечит каждого базовым уровнем благосостояния, причем лучше любой существующей системы социального обеспечения – люди с большими нуждами, имеющие детей, инвалиды, будут получать больший базовый доход.

Во-вторых, люди, имеющие базовый гарантированный доход будут менее подвержены давлению, вынуждающему их принимать любую работу, имеющуюся на рынке труда. Будет уничтожена одна из основных предпосылок капитализма – у рабочих нет приемлемой альтернативы работе за зарплату. Баланс сил между трудом и капиталом сдвинется в сторону рабочих, независимо от природы их работодателя.

Если подойти к этому вопросу более обобщенно, решающим здесь является вопрос власти. Серьезным вызовом переменам такого рода, только что вкратце очерченным, является тот факт, что необходимо гарантировать направление этих перемен к демократической плановой экономике, а не назад к рыночному капитализму или, возможно, к какому-нибудь государственному капитализму, доминирование которого закончилось в Советском Союзе. Единственной реальной гарантией является то, что рычаги политической власти будут находиться в руках самих рабочих.

До тех пор, пока государство будет оставаться в том виде, который оно имеет сегодня – бюрократически организованный, иерархический аппарат, в котором интересы управляющих им тесно связаны с капиталом, всякое улучшение в обществе будет лишь временным и хрупким. Поэтому стратегия игнорирования государства, защищаемая Холлоуэем и прочими, весьма глупа. Если мы намереваемся двигаться в сторону демократической плановой экономики, тогда с существующим государством необходимо бороться и разрушить его.

Этой цели можно достичь посредством развития совершенно иного типа власти, основанной на самоорганизации рабочих и прочих бедняков, ведущих борьбу с капиталом. В великом революционном движении ХХ века были некоторые всплески такой власти – начиная с рабочих и солдатских советов во время Русской революции 1917 г. и вплоть до рабочих shoras во время Иранской революции 1978-9 гг. Самоорганизация, проявленная боливийским народным движением во время восстания в октябре 2003 г. и мае-июне 2005 г., показала также, что и современные движения против неолиберализма могут породить такую власть.

Демократическая плановая экономика будет самоуправляющимся обществом, в котором прямым голосованием избранные советы на рабочем месте и по месту жительства возьмут на себя ответственность за собственные дела и будут сообщаться друг с другом для принятия решений, касающихся общества в целом. Вывод, который Маркс сделал во время Парижской Коммуны, заключался в том, что эти формы организации будут развиваться еще до создания нового общества в процессе борьбы со старым обществом. Те же самые методы самоорганизации, которые станут основой самоуправляющегося общества, необходимы и эксплуатируемым и угнетенным для сопротивления и, конечно, свержения капитала.

Само свержение капитала – это процесс. Дилемма, которая, как полагает Альберт, встанет перед кооперативом рабочих, будет стоять пред любым обществом, вводящим принципы демократического планирования в мире, которым все еще правит капитал. Она же была причиной разложения и краха Русской революции октября 1917 г. Любой прорыв, совершаемый в какой-либо части мира, сможет выстоять, лишь распространяясь далее и ниспровергая логику капитала в мировом масштабе.

Возможно, это выглядит трудной задачей, но глобализация капитала породила глобализацию сопротивления. Процессы борьбы, ведущиеся в разных частях мира, взаимно заражают друг друга. Чиапас и Сиэтл разносятся эхом по всему миру. Большая борьба против СРЕ во Франции помогла воодушевить студенческое движение в Греции, нанесшее недавно поражение правому правительству. Движения в Латинской Америке стали светочем для всех, кто борется с неолиберализмом.

Нам все еще далеко до свержения капитализма даже в одной стране. Но всемирное сопротивление неограниченному рынку – это не просто возвращение к идее альтернативы капитализму. Оно помогает также создавать условия, в которых эта альтернатива сможет победить.

********
Алекс Каллиникос – один из лидеров Социалистической Рабочей Партии, профессор Европейских исследований Лондонского королевского колледжа.
********
Перевел Дмитрий Колесник