Игорь Холин - певец советского подполья 

ЛИАНОЗОВО

История одной поэтической группы
Владислав Кулаков "Поэзия как факт", НЛО 1999

Есть такая станция в Москве по Савеловской железной дороге — «Лианозово». В конце 50-х годов это была еще не Москва – подмосковный поселок, преимущественно барачный. Именно там жил в те годы художник Оскар Рабин со своей женой Валентиной Кропивницкой, тоже художницей. И вот в квартире Оскара Рабина стали происходить неслыханные по тем временам вещи — домашние выставки неофициальной живописи. Каждое воскресенье двери рабинского дома были открыты для всех: любой мог приехать, показать свои картины, посмотреть работы других художников. И ездили очень многие. Место стало известным, популярным, что, естественно, не могло не раздражать наши тогдашние власти. Начались провокации, угрозы, травля в прессе (чего стоят одни названия статей: "Жрецы помойки № 8", "Дорогая цена чечевичной похлебки", "Бездельники карабкаются на Парнас"...).

Да и само название "лианозовская группа" впервые было произнесено отнюдь не лианозовцами и даже не искусствоведами и критиками, а советскими чиновниками. Это произошло в 1963 году, когда Евгения Кропивницкого исключали из Союза художников "за формализм" (после хрущевских разносов в Манеже). Одним из пунктов обвинения значилась "организация лианозовской группы". Кропивницкий написал официальное объяснение: "Лианозовская группа состоит из моей жены Оли, моей дочки Вали, мое-го сына Льва, внучки Кати, внука Саши и моего зятя Оскара Рабина". Так, в сущности, и было. Правда, сам Евгений Кропивницкий жил не в Лианозово, а чуть дальше — по той же Савеловской доро-ге на станции «Долгопрудной». Там, собственно, и начались переместившиеся потом в Лианозово встречи. Еще с середины 40-х годов в гости к Е. Кропивницкому приезжали его ученики по сту-дии в доме пионеров – Оскар Рабин со своим другом Генрихом Сапгиром. Чуть позже к компании присоединился вернувшийся с фронта и побывавший в заключении поэт Игорь Холин. Потом освободились из лагеря "подельники" — художники Лев Кропивницкий и Борис Свешников. В начале 60-х завсегдатаями лианозовских выставок стали поэты Всеволод Некрасов и Ян Сатуновский. А кроме того, вносили большой вклад в домашнюю экспозицию еще несколько художников, живших по соседству (кто в Москве, кто в пригороде, но недалеко от Лианозово), — Владимир Немухин, Лидия Мастеркова, Николай Вечтомов. Вот, в сущности, и вся "группа", о которой потом уже стали говорить даже с некото-рой торжественностью: "лианозовская литературно-художественная школа".

Сами же лианозовцы решительно против какой бы то ни было торжественности. "Никакой "лианозовской школы" не было. Мы просто общались, — говорит Генрих Сапгир. — Зимой собирались, топили печку, читали стихи, говорили о жизни, об искусстве. Летом брали томик Блока, Пастернака или Ходасевича, мольберт, этюдник и уходили на целый день в лес или в поле...". А вот что пишет Всеволод Некрасов: "...с поэтами особенная неразбериха. На показах картин бывало, что читались стихи, но "групп" никаких не было. Над "смогистами" посмеивались — не как над поэтами, а именно как над "группой"... Бывали Сатуновский и Некрасов, приезжавшие смотреть рабинские работы заметно чаще других. Бывали близкие приятели хозяина: Сапгир, Холин. И был, естественно, Е.Л. Кропивницкий: сам поэт, кроме того, что художник... А она (лианозовская группа. — В. К.) была и не группа, не манифест, а дело житейское, конкретное. Хоть и объединяла авторов в конечном счете чем-то сходных...".

*  *  *

Умерла в бараке 47 лет.
Детей нет.
Работала в мужском туалете.
Для чего жила на свете?

...

Холин же совершенно непроницаем. Он не улыбается, не иронизирует. Он информирует, "доводит до сведения". Бесстрастный регистрационный стиль ничем не нарушается. Перед нами протокол, стенограмма:

*   *   *

Спор между ними возник из-за газа. 
Она заорала: 
— Не ставь на конфорку кастрюлю, зараза! 
В милиции за драку в бараке обоим штраф. 
Им все равно, кто виноват, кто прав.

...

За книгой "Жители барака" последовали другие книги (вернее, не книги, а циклы) стихов: "Космические стихи", "Лирика без лирики". "Барачная" фактура сохраняется (добавляется только космическая мода, усиливаются производственно-механические и вообще технологические мотивы), но поэтика изменяется заметно. В книге "Жители барака" преобладают в основном простые рифмованные четверостишия, явно тяготеющие к частушке (что понятно: "регистрационность" как раз очень характерна для частушки). Но уже здесь намечается переход к более свободной форме. Строка, стремясь к информационной насыщенности, может то удлиняться, то сокращаться:

Недавно женился. Она — вдова. 
Буфетчица из ресторана "Москва". 
Старше в два раза. 
Без одного глаза. 
Имеет квартиру у института МАИ. 
Предположил: "Помрет, комнаты мои".

Фразы в основном короткие, рубленые, особое значение приобретают паузы — они придают дополнительный вес слову; концентрируют в нем информацию. Рифмовка очень прихотливая: стихотворение пронизывается внутренней рифмой и распадается на строки минимальной длины, часто состоящие из одного слова:

Химический цех 
Слышится смех 
Сима 
Доносится голос 
Из дыма 
Вадим 
Здесь 
Отзывается дым 
Открывается кран 
Наполняется чан 
Заливается смесь 
Выполняется план

Формируется оригинальный конкретистский стих, основной художественно-смысловой единицей которого становится слово; в пределе стих превращается в простой словесный ряд:

Эволюция 
Размножение 
Концентрация 
Населения 
Проявление 
Сознания 
Гармония 
Мироздания 
Изучения 
Изыскания 
Облучение 
Вымирание 
Цепная реакция 
Атомный ураган 
Пауза 
Торжество хаоса

Стихотворение называется "Наша история". В дело идут самые экзотические для поэзии лексические ряды, и им предоставляется право говорить самим за себя. Это принцип поп-артовского коллажа. Значение синтаксиса сводится к минимуму, слова, освобожденные от фразы, взаимодействуют всеми своими нередуцированными контекстами. Тут уже не прямое авторское слово, а слово чужое, "цитатное"

http://aptechka.holm.ru/statyi/knigi/lianozovo1.html

Поэма "Иосиф Виссарионович Сталин".

А вот  поэма  Игоря Холина "Иосиф Виссарионович Сталин".

Начинается она так: 

Сталин - Молодой человек приятной наружности.

Глаза голубые,

Волосы светлые,

Рост 190 сантиметров,

Вес 100 килограммов...   

...

…И я думаю, Иосиф Виссарионович,
Что все эти жестокости в вас
не от ума, не от умысла.
Вам бы овец пасти
на вершинах кавказских
или альпийских гор,
А вы взялись пасти человечье стадо,
А его резать не надо…
Так вы и видитесь мне
в косматой папахе
кривым ножом
вспарывающий живот барана.

…Ах, Иосиф Виссарионович!
Ну, почему вы не взяли меня своим поэтом!
Я бы вас так восславил!
Не то что ваши поэты!
/Немало их было – этих поэтов/.