ЧТО НАМ СТОИТ СКВОТ ПОСТРОИТЬ?

ПРОЛОГ

Хочу рассказать об утопии. То есть — о месте, которого нет, но которое обязательно будет. Будет, потому что я в это верю, потому что знаю многих во Владимире, кому это место нужно. Сейчас же — и они, и я — кочевники, изгнанное племя, магнитящие друг друга опилки.

Уйма волосатого люду мечтает устроить в городе настоящий рок-клуб (студия, зал, фонотека, журналы). Киноклуб «Политехник» давно заслужил зал для кинолектория, встреч с режиссерами, ретроспектив и некоммерческих показов. Лене Дудукиной позарез нужно литературное кафе. Полина, Люда из «Эйдоса», если я их правильно понял, ориентируются на нечто вроде московского «Проекта ОГИ» (издательство = книжный магазин = рок + клуб по интересам). Экологи из клуба «Велес» ищут замену отнятому у них подвалу («Ориентир» на Всполье). Ма'блэк & C° спят и видят арт-мастерскую, слитую с галереей нонконформистской живописи, фотографии, инсталляций. Антон Игнатичев рвется открыть студию веб-дизайна с перспективой развития гуманитарных и-нетовских проектов. Настя Никитина с Алей Маловой и Олей Урвачевой грезят о «Свободном университете», школе гражданского образования и тренинг-центре для волонтеров. Георгий Жарков ищет достойное помещение, в котором могут поместиться все желающие вступить в клуб интеллектуальных игр. Виталий Гуринович второй год пиарит идею создания Дома НКО (из Данко в Доманко: офисный центр продвинутых некоммерческих организаций).

Уф… дыхания не хватает, чтобы перечислить все сразу. Продолжим.

Катя Клюкина облазила кучу итальянских сайтов, собирая информацию и списываясь с автономными социальными центрами (культурными, экологическими, анархистскими и проч.). Вике Громовой не дают покоя антиглобалисты с их пацифистскими и антиядерными акциями, протестом против генетически модифицированных продуктов, против превращения человека в товар. Владимирские неформалы (есть хиппо-панки в русских селеньях!) ждут не дождутся, когда сойдут снега и можно будет пачкать джинсы о ступеньки Театральной площади. В конце концов, та же редакция «Действующих Лиц» мыкается по кухням и верстает свои огненные строки буквально на коленках!

Обобщая, скажу: низы не могут, верхи не хотят, нужды и бедствия — выше обычного. Тянуть бессмысленно. Мы все — не «Идущие вместе»: златые дожди от лучшего друга чекистов и горнолыжников на нас не прольются. Заграница не поможет. Предприниматели дают деньги под «Златовласок» и День города. Политики прицениваются к мертвым душам и их голосам.

Но мы-то живые! И нас надо куда-то деть. Точнее, нам надо куда-то деваться. Нам нужна своя территория, своя музыка, книги, журналы, кино. Потому что вокруг — все чужое, ни уму ни сердцу не дающее, выталкивающее нас взашей или равнодушно-безликое.

Мы не хотим мять мир под себя, не нарываемся на конфликт, ничего не просим и не требуем. Все, что у нас есть — это мы сами: наши отношения, письма, встречи, полуночные звонки, песни, рассказы, картины, «привет!», перебрасываемый с одной стороны улицы на другую. Мы давным-давно живем вместе; знакомясь с одним из нас, неминуемо знакомятся со всеми, узнают про всех.

Единственное, чего нам не хватает — места под солнцем. Каким оно могло бы быть? Не суть важно! Пусть это будет дом, крепость, монастырь, заповедник, резервация — все равно! Лишь бы знать, что перешагнув через порог — ты среди своих: тут можно снять маску, иголки, доспехи или шапку-невидимку, можно помыться, узнать новости, закатить пир, спеть веселый гимн или помолиться.

Словом, други, пора встретиться и обсудить без лишних ушей, что в день грядущий нам готовить. Это авантюра, жест отчаяния, истинное безумие, но, рассудив здраво, что еще остается? Сколько можно ждать? И кого?

Пока вы перевариваете предложение, прозваниваетесь, назначаете «где и когда», я сделаю шаг в сторону.

ВВОДНЫЕ ПРОЦЕДУРЫ
(кто в теме — пропустить, не читая)

— Самый дешевый способ покорить реальность — покориться ей. К чему изнурять себя трением об обстоятельства, привычки, сцепления людей и событий? Быть как вода, величаво течь по проложенному руслу… Играть роль и никогда, никогда и никому не давать усомниться, что ты — это твоя социальная функция, твоя карьера и репутация, что улыбка — это не камуфляж, а наружный знак полного совпадения внутренней сущности и ее внешнего образа. Так разумно. Так принято.

— Ты прав. Бойся разоблачения.

— Заработаю денег и стану самим собой…

— Может, заработать самим собой?

— Жизнь такова, какова она есть, и больше не какова…

— ?!?

— Да, да, понимаю… Аутотренинг, сглаживание конфликта с самим собой, жизнь в сослагательном наклонении. Но куда же без этого? Без этого — страх, петля и яма…

— Найди своих.

— Я слаб, я не хочу тратиться на борьбу с ветряными мельницами. В конце концов, что я могу изменить?! Что даст бунт, сопротивление, качание прав? Ничего, кроме неприятностей! Посему — оградите меня от безумцев, кричащих «не дрейфь!». Дрейфовать — в этом мудрость. И нечего ржать над нашими тюлевыми занавесочками, сериалами и коврами с оленями! Пусть это малодушие и бегство! Если судьбе угодно нести нашу общую льдину в воронку войны, нищеты, рабства, что ж… Мы нырнем! С надеждой, что на каждого Папанина найдется свой Водопьянов.

— Каждому хоббиту по Арагорну? И Гэндальфа не пущать! Ибо беспощадные маги гонят хоббитов в Дорогу.

— Как говорит Жванецкий, «не можешь любить, сиди — дружи». Странная штука, Павка Корчагин забыт, Павки Морозовы — на «BMW», Вовочка перебрался из анекдотов в Кремль, а мы все в засаде сидим, ждем, когда «Аэрофлот» откроет рейс до Эдема, а 666-ой литерный возьмет курс к преисподней. Оп, уже трубы гремят!

— Это не трубы. Это — труба.

ПОЙДЕМ ВЫЙДЕМ?

Каждый город — со своей конституцией. Хочешь не хочешь, но ты двигаешься по уже проложенным проспектам, входишь в уже стоящие дома. Такая же штука с общением: внутри университетского семинара четко расписаны все мыслимые позиции, знаки и ритуалы; в магазинах, коридорах власти, офисах - везде своя логика, свои расклады и правила. Сыграй по понятиям, и ты — огурец!

Со священником поневоле говоришь снизу вверх, с ребенком сверху вниз, с евреями справа налево. Попав в СИЗО, к концу дня ботаешь по фене (ибо ей ботают по тебе), а на стадионе в горло само собой втягиваются речёвки («Торпедо с ВТЗ, е-е-е-е е-е!»). Даже тусовочный трёп — не исключение: его дотошно контролирует апщественность и её добровольные жрецы.

Автоматика общения работает без сбоя. Она работает на убой. Иногда мне кажется, что вокруг царство ди-джеев: настолько свободно — свободно от реальных чувств, впечатлений, идей — переливаем мы друг в друга слова. Поэты, с их драгами метров и рифм, такой объем пустой породы — словесной руды — не отмоют. Так и рождается язык Эзопа — язык раба.

В провинции после тридцати не живется. Заведомое большинство — не живет. В моем понимании. Жизнь замирает не физически — душевно, духовно, социально. Бывших заводил с искорками в глазах не встретишь в кино, не кивнешь им при входе в кафе, не улыбнешься на репетиции любительского спектакля. Их зона — закольцованный мир «семья-постылая работа-семья». В этом мире улица — полоска в окне, планета — сгущенка лиц и событий на телеэкране. И — тяжесть во взгляде, походке. Боже мой, какая тяжесть!

Почему? Откуда? Усталость? Жажда покоя? Безденежье? Ограниченность? Желание сузить угол самозащиты и уберечься от коллективного безумия? Или недоверие к жизни, к ее умению удивлять, производить новое? Не знаю. Не верю, что они счастливы. Моя бабушка, Анна Николаевна, говорит: «У нас каждое поколение числит себя навозом для последующего». Мол, «я не пожил, так хоть детям создам условия». И понеслось… в детей вколачивают свои личные комплексы…

ТОЧКА ОТСЧЕТА

Город начинается с площади. То есть — с пустого места, с нуля. Прочее — бульвары, каналы, закоулки, скверы и кварталы — пристегивается задним числом. Об этом писал в «Восстании масс» Ортега-и-Гассет: «Город, полис — не скопление жилых домов, а, в первую очередь, — это место собрания граждан, пространство, предназначенное для решения задач, стоящих перед обществом. Предназначение города, в отличие от дома, — не укрытие от непогоды и не воспроизводство человеческих особей, не решение частных, семейных задач, а обсуждение общественных вопросов. Город — это изобретение нового жизненного пространства, открытие более революционное, чем пространство, обнаруженное Эйнштейном». Иными словами, площадь (не квадратные метры!) обретает себя в общении — в диалогах, спорах, митингах, собраниях, торгах, сплетнях, ритуалах, мессах, ристалищах…Ведь чтобы создать общество, нужно общаться. Каково общение, таково общество. Способы общения = формы социальности. Да?

Нет у нас общества! Площадей навалом, но они пусты.

Общество не дорастает до площадей. Застревает где-то на пороге кухонь, бань, дачных чаепитий, задушевных сорокоградусных откровений. Давно заметил: общаешься с людьми tet-a-tet — какие россыпи, какие клады! Но стоит этим сокровищам запрудить одну комнату — возникает стадо, апофеоз частиц. Те, кто только что говорил о любви, дружбе, карьере, в переходе от личного к социальному вдруг становятся беспомощными, как младенцы. В итоге, когда история замирает в ожидании Слова, народ безмолвствует. Или — превращается в глухой рокот, роптание, крик. Чем это лучше безмолвия?

У нас есть общественные институты, в которых человек сосредоточен на производстве настоящего — вещей, услуг, информации. У нас есть места, цель которых — продление прошлого, передача опыта и знания: школы, университеты, церкви, музеи, etc.

У нас нет пространства для творчества, для чеканки будущего. Внутри этого пространства «земное» (экономическое, политическое) притяжение должно терять силу, освобождая человека и давая ему шанс творить себя, свои отношения. Возможна ли социальная свобода и невесомость?

Да, если есть люди, готовые её выдержать: инициативные, независимые, способные к самоуправлению и защите своего автономного пространства. Смысл такого пространства — в творчестве, обмене информацией, согласовании интересов, изменении образа жизни.

Взаимозависимость, скрепленная законом и властью, компенсированная гарантированным минимумом благ — атрибут общества потребления. В таком обществе творчество и труд — досадная необходимость, бремя, внешние обязательства («вот заработаю денег и тогда стану свободным»). Счастье в этом случае связывается исключительно с потреблением — с его количеством и качеством. Послушайте, как эти люди интересуются друг другом: что ты слушаешь, читаешь, смотришь? на чем ездишь? какие часы носишь? куда ходишь по выходным?

Почему они не спрашивают: что ты делаешь сам? что производишь? что отдаешь другим? ты строишь свои отношения с другими или ты встраиваешься в них?

АППЛИКАЦИЯ УТОПИИ

Итак, утопия… У нас. Во Владимире. «В тишайшем и скучнейшем городке среднерусской возвышенности», как писал Герцен. М-да…

Ладно, нечего скисать раньше времени. Еще раз о предмете наших мечтаний:

а) создать автономное коммуникативное пространство (среду общения, жизни, творчества);

б) материализовать это пространство в виде здания (зданий?), населенного некоммерческими организациями, неформальными инициативными группами, творческими объединениями;

в) создать условия (инфраструктуру) для Действующих Лиц, нацеленных на творческое преобразование городской среды.

С желаниями определились. Теперь давайте решим, на что«ЭТО» может быть похоже. Не уверен, что у нас одинаковые ассоциации, посему буду рад, если кто-то подключится и напишет в следующий номер «ДейЛи» (daily-red@mail.ru).

МОСКОВСКИЙ «ПРОЕКТ О.Г.И»

Начался проект с выпуска малотиражной гуманитарной литературы: семиотика, культурологические эссе, литературная критика, Лотмановские сборники, стихи (Бахыт Кенжеев, Михаил Айзенберг, Тимур Кибиров), постмодернистская философия. В издательстве работали близкие по духу люди. Им симпатизировали московские интеллигенты, продвинутое студенчество (РГГУ, МГУ), журналисты, художники. Постепенно складывалась своя среда, атмосфера. Между сотрудниками, авторами, читателями отсутствовала дистанция, установились почти домашние отношения. Так в обычной квартире в Трехпрудном переулке возник первый клуб «Проекта О.Г.И.» (книжный центр — бар — галерея). Неожиданно для организаторов, клуб стал приносить прибыль. Секрет успешности заключался не только в наборе книг, журналов, кассет, картин или напитков. Людей влекла именно клубная атмосфера: общение с писателями, поэтические вечера, концерты «АукцЫона» и др., перформансы, розыгрыши.

Со временем клуб перенесли в здание в Потаповском переулке. Свои приводили своих. Вскоре, поскольку у своих были дети, в клубе стали проводить утренники и спектакли. Вечерами — литературные чтения, экспериментальная музыка, джаз, фолк, рок. Проект развивался. Его вели не законы коммерции, а логика развертывания коммуникативных пространств.

Сейчас Проект разветвился на множество направлений: клуб «Проект О.Г.И.», кафе-книжный магазин «ПирОГИ» на Новокузнецкой, галерея-клуб «Улица О.Г.И.» (140 кв. метров выставочной площади). В Проекте работают около 500 человек.

Rezume

С одной стороны, конечно, здорово, что команде Проекта удается за счет общепита (кафе, рестораны, бары) расширять деятельность издательства, популяризировать идеи тартусской семиотической школы, тиражировать в массы московский концептуализм и постмодернистскую лит-ру с философией, с другой, есть опасность превращения в сугубо коммерческий продукт: игру на гуманитарных амбициях публики, приходящей «пожрать со смыслом». По-моему, сейчас дело понесло по второму сценарию.

Прикидка на местности

Есть ли шанс сделать нечто подобное во Владимире? Может быть. В виде карикатуры. Слой мало-мальски гуманитарно образованной молодежи в городе — не больше 150-200 человек (и это при семи вузах!), на концерты (авторская песня + рок) и спектакли «Новой сцены» и ОДРИ (блюз + черт знает что) стабильно ходит полторы сотни людей, в киноклуб «Политехник» — сотни две-три. У этой публики ограниченные финансовые возможности. Зачастую она активна в сфере потребления (ищут «правильную» музыку, элитарное кино), но в сфере творчества отличается крайним инфантилизмом и склонностью решать внешние проблемы внутри себя («я б творил, кабы были условия», «это в социальном смысле я неудачник, а в духовном — я о-го-го!»). С возрастом большая часть этих ребят вливается в стаи обывателей или мистиков-надомников.

Что же касается городской интеллигенции (преподаватели, журналисты, художники и т.д.), то вероятность ее выхода в люди равна нулю. В массе своей — это интеллигенты по статусу (раз кандидат наук или член союза писателей — значит, интеллигент!), а не по духу. Книжек они давно не читают, кино не смотрят. Им бы на «мероприятия» ходить да быт обустраивать, а не творить и общаться. Да и нищие они…

«Проект О.Г.И.» по-владимирски возможен только в том случае, если найдется группа фанатов, готовая год-два работать на будущее: строить клубную культуру, просвещать публику, выискивать инвестиции, ждать, когда закончится «капитализьм жлобов» и народятся его просвещенные отпрыски. Кажется, по этой программе параллельными курсами двигаются книжный магазин и фонд «Эйдос», киноклуб «Политехник», музыкально-поэтическое объединение «Талисман».

ПИТЕР. КУЛЬТУРНЫЙ ЦЕНТР «ПУШКИНСКАЯ, 10»

Он же — Товарищество «Свободная культура». До 1996 года центр представлял собой полуразвалившийся дом, который еще в 1989-ом нахально захватили музыканты (Ленинградский рок-клуб), литераторы («Клуб-81») и вольные художники (несть числа). Оккупанты быстро обжились и принялись водить кого ни попадя. До поры до времени на них не обращали внимания (власти тогда отвлеклись на приватизацию), а когда спохватились, у мэрии под носом сиял альтернативный культурный центр мирового значения. Здание превратилось в Брестскую крепость. Попытки вытурить самозванцев на улицу и превратить дом в очередной офисный муравейник закончились ничем. Когда во дворе появлялась милиция, художники доставали канистру с бензином и грозили публичным самосожжением. В 1996-ом центр легализовали (это первый и, по-моему, единственный случай такого рода!). Дом передан Товариществу на 49 лет!

Сейчас на Пушкинской, кроме 40 студий живописи и андерграундной музыки (включая «Аквариум», «ДДТ», «Deadушек», В. Бутусова), размещаются Музей Нонконформистского Искусства, Музей «Новой Академии Изящных Искусств», галереи «ФОТОimage», «NAVICULA ARTIS», «Галерея 103», Техно-Арт-Центр «Галереи 21» с отделами: Кибер-Фемин-Клуб, Галерея Экспериментального Звука, «Фабрика Найденных Одежд», Мастерские Новых Медиа; а также — Русский Инженерный Театр «АХЕ», издательства «ДЕАН» и «Петрополь», Храм любви, Мира и Музыки им. Джона Леннона, Петербургский Архив и Библиотека Независимого Искусства, музыкальный клуб-кафе «FISHFABRIQUE», магазин танцевальной, альтернативной и экспериментальной музыки «БАЗА», комитет «Гражданское общество»… Впечатляет? Перечень неполный. Сгоняйте на wwwpushkinskaya10.spb.ru.

Rezume

«Пушкинская, 10» — это выхлопная труба мегаполиса или история о том, как кучка экстравагантных маргиналов объединилась для образования субкультуры с ее эстетической средой (интерьеры, феньки, фишечки, акустический шум & живопись с инсталляциями), образом жизни (внутригородское кочевье, автостоп…) и коллективными действами (квартирники, джем-сейшны, перформансы). Субкультурное пространство росло вширь и вглубь, теряя по ходу внятные очертания и шлагбаумы на границах. В конце 80-ых андерграунд вдруг всплыл на поверхность, стал популяризироваться. Возник рынок со специфическим спросом и аудиторией. Рынок растет: главным образом, в сторону вечно голодного на новизну Запада. Исключение — такие же мегаполисы внутри России (Москва, Ё-бург, Новосибирск).

Прикидка на местности

Во Владимире есть места со сходными амбициями: галерея «Ступени», галерея «Реликт», галерея соц-арта Сотова, в меньшей степени — Дом Архитектора. Их коренное отличие от «Пушкинской, 10» — в нацеленности на PR нетрадиционных форм искусства без амбиций создания нонконформистского жизненного пространства (с людьми, их связями, деятельностью). Как те же супруги Лобовы из «Ступеней» (Юлия и Алексей) собираются продвигать свои яркие затеи в среде поклонников пейзажей с церквушками, деревенскими сценами и буржуазными натюрмортиками — ума не приложу. При таком раскладе предел художественного радикализма — полотна с голыми бабами или импрессионизм. Помните, что было с выставкой «Три пера»? То-то же.

Словом, питерский сюжет — дело долгое. Загвоздка не в желании творить, а в публике. Ее нет. А если и есть — с весьма скромными средствами и запросами. Вот и живут наши «Ступени» поездками в Париж да Марбург.

CENTRO SOCIALE, АSSOZIATIONE CULTURALE, SQUAT, CLUB

См. дальше статьи Кати Клюкиной и Алекса Козлова.

С НЕБЕС НА ЗЕМЛЮ

Ну что ж, помечтали и будет. Пора заземляться. Но утопичность желаний и непригодность реальности не означают, что остается только сесть и хныкать: йобти, в какой же… тмутаракани нам довелось родиться, какие мы сирые и серые… Иногда и боги берутся за обжиг горшков.

Рекогносцировка местности

Глупо рассчитывать на получение здания под наши затеи (да еще на льготных условиях) от городской администрации. У муниципалов и без того очередь желающих платить аренду по коммерческим ценам. Для своих, конечно, местечко найдется, но с нашими-то рылами в калашный ряд…

Мечтать можно, но, желательно, с трезвой самооценкой. Риторикой типа «это нужно городу — молодежи, студентам, школьникам» или «дайте нам помещение, потому что мы хорошие» сейчас никого не проймешь. Мало ли что нужно городу и мало ли хороших людей. В конце концов, у властей есть свои виды на «молодежную политику». Ну и что, что проекты вроде Ассоциации молодежных объединений тухнут на корню, а программы «патриотического воспитания молодежи» вызывают скуку даже у их исполнителей? Молодежь нужна городу, чтобы субботничать на улицах и парках. За это — КВН, студенческая весна, краеведческие конкурсы, футбол-стритбол и прочие оптимистичные вещи. Для детей — рисунки цветными мелками на асфальте. Я, конечно, утрирую. Но не для того, чтобы лишний раз наехать на «субъектов молодежной политики». Тот же комитет по делам молодежи у нас относительно прогрессивный: делает что может, с кем может и на что может. Просто наша утопия в другом измерении.

Есть перспектива сотрудничества с университетами, с системой образования вообще. Помещения у них, вроде, есть, далеко не все они эффективно используются. Другое дело, что руководство вузов, как правило, консервативно и подозрительно относится к варягам на своей территории (некоммерческим организациям). Им хочется, чтобы все было солидно и предсказуемо. А еще у них и без того полно хлопот с «обеспечением учебного процесса»; до «воспитания студентов» руки доходят в последнюю очередь (слава богу, есть соревнования, студ. вёсны, бардовские посиделки).

Совсем фантастический вариант — искать союзников среди предпринимателей, писать бизнес-план и собирать средства. «Взять кредит в банке» как вариант не рассматриваю, потому как кредиты даются под залог, а в сравнении с нами церковные мыши — Рокфеллеры. «Фантастичность» союза с «бизнесами» состоит в том, что нам, строго говоря, нечего предложить. Меценатство, спонсорство, социальное партнерство… Все это есть, но объекты благотворительности и опеки, как правило, ограничены: дети, инвалиды, пенсионеры. Исключение — акции, дающие рекламный эффект (спорт и т.д.). Вероятность того, что кто-то из людей со средствами согласится пойти на проект с долгосрочной самоокупаемостью и, тем более, на затратный проект — 0,0000001%. А проблемы молодежи… Что ж, молодежь есть молодежь, пусть сама зарабатывает.

Теоретически существует еще одна линия — местные политики, региональные отделения федеральных партий. Однако, их социальные программы рассчитаны на краткосрочные результаты и подчинены задачам избирательных кампаний. В этом контексте — молодежь электорат капризный и необязательный.

Что нам остается делать?

СКВОТ.

СПРАВКА: ЧТО ТАКОЕ «СКВОТ»?

В XVIII-XIX веках, на северо-западе Соединенных Штатов и Австралии «сквотерами» называли фермеров, которые захватывали свободные и необработанные участки земли и вели на них свое незатейливое хозяйство. Позже, когда власти установили контроль над территориями этих стран, сквотерство сошло на нет и возродилось лишь в Европе конца 60-ых годов ХХ века. На сей раз под ним стали подразумевать «неформало»-богемную и молодежно-студенческую практику захвата пустующих городских помещений. Как правило, это были складские ангары, фабричные цеха, ветхие и зачастую назначенные под снос муниципальные здания. На оккупированных территориях сквотеры устраивали центры альтернативной культуры — музыкальные студии, арт-мастерские, выставочные галереи художников-нонконформистов, показы любительского и «параллельного» кино, литературно-художественные кафе, общественные библиотеки, веганские кухни, андерграундные концерты и перформансы, идеологические дискуссии.

Разумеется, муниципальные власти и полиция по мере сил препятствовали сквотерскому движению. 70-80-ые годы прошли в борьбе за место под солнцем. Сквоты выжили благодаря своим «сумасшедшим» жильцам, народной поддержке и благоразумию «сильных мира сего». Кстати, для «сильных» это был момент истины: они вдруг поняли, что народ — это не толпы холопов, а избиратели, потребители, социальные соседи. И сквотерство — не бзик одиночек, а массовое социальное движение. Только тогда элиты пошли на компромисс и приняли условия легализации сквотов. Часть сквотов регистрировались как культурные центры (с концертами, экзотическими дискотеками, музыкальными лавками), часть — как среда обитания экологических, пацифистских, правозащитных, религиозных групп, часть — как клубы по интересам или социальные центры жителей того или иного района (молодежи, социально незащищенных слоев, пенсионеров).

ДВА ПУТИ

У нас не Европа. И даже не Москва или Питер. Это там, да и то в сумбурное время, можно было под шумок захватывать пустующую муниципальную собственность, чего-то требовать от властей, защищаться через СМИ, искать поддержки общественного мнения. В российской глубинке такие фортеля опасны и безрезультатны: в подконтрольных «смях» тебя разрисуют как бог черепашку (экстремист, маргинал, психопат); общественное мнение у нас если и существует, то только в липовых рейтингах и соц. опросах. Кончится наше сквотерство тем, что придут стражи порядка и всех по-домашнему отметелят. Это — если власти погорячатся. А если подумают, то кончится все еще проще — отрубят свет, газ, тепло, водопровод. К зиме незадачливые бунтари сами белый флаг сварганят. Судогодцы знают, как это делается.

И все-таки… Все-таки есть два пути. Оба — затяжные. Один — легальный, второй — радикальный. С равными шансами.

Первый (легальный). Формировать вокруг идеи сквота крепкую команду из 20-30 человек. Составить бизнес-план, присматривать подходящие помещения, разработать схему добычи нужных ресурсов (стройматериалы, деньги и т.д.). Развернуть информационную кампанию (в официальных СМИ — не дадут, посему — надежда на листовки, самиздат, собрания, личные контакты). Цели кампании — объяснить мотивы сквотерства населению, добиться понимания (пусть не поддержки!), найти в среде сверстников людей, готовых стать участниками Проекта. Если за нами будет сила в 400-500 человек, то это уже серьезно: можно двигать своих людей с конкретным наказом в горсовет, можно вносить законодательные инициативы для создания юридической базы проекта (сейчас — что бы мы не делали, все незаконно) и т.д.

Второй (радикальный). Агрессивно радикальный сценарий, как я уже писал, не пройдет, а только вызовет ответную агрессию. Можно сделать то же самое, но втихую: найти полуразвалившийся частный дом на окраине, вынести мусор, отремонтировать то, что можно, и устроить там временный сквот. На зиму он, конечно, загнётся, но летом — он наш. Если бузить не будем и сумеем грамотно вести себя с соседями, то явных причин для наездов милиции быть не должно. Конечно, с точки зрения чиновника это все равно крамола, но ведь его тоже можно понять: «как бы чего не вышло».

И в первом, и во втором случае все зависит от нас: от нашей решимости, наших мозгов и терпения. Захватить здание и сделать сквот — дело нехитрое. Даже романтичное. Но вот удержать его — тут романтизма мало, нужен рассчет, нужна черновая работа.

Короче, нам надо собраться и спокойно все обсудить. «Утопии делают на трезвую голову». О! Классный тост!

Артем Марченков.

http://cinema.wec.ru/daily.shtml?action … =4&a=6

Отредактировано Makarich (2007-02-18 23:10:09)