Понятие молодости всегда стояло в обнимку с понятием свобода. Это, в свою очередь, означает не столько определенное состояние, которые мы называем свободой, сколько стремление к такому состоянию, а также ощущение самой возможности его достичь. 
Вся жизнь современных обществ говорит нам, что достижение свободы есть утопия, и это действительно так. Но главное здесь совершенно другое – стремление к свободе есть процесс, заключающийся в постоянной борьбе с социальной машиной, убеждающей нас, что лишь жизнь в коллективе есть жизнь эффективная, возможная и истинная.
Таким образом, молодость – это протестная ситуация. Дух протестует и силится противопоставить индивидуальность своего носителя коллективизму. То есть мы молоды и свободны не тогда, когда пребываем в утопичном состоянии свободы (его попросту не существует), но когда ежедневно ведем борьбу за это состояние и, как результат, выражаем самих себя, являемся самими собой. Результат качественной молодости всегда един – вычленение из себя своего характерного «Я», обнаружение своей отличности от окружения, а также наличие развитого критического аппарата, который помогает нам сомневаться в истинности той или иной идеи.
Парадоксально, но умение уберечь этот процесс от усыпляющего воздействия общества, и является признаком того, что наша молодость не была предсказуемой модой, не была возрастным этапом, не была временной, но стала частью нашей человеческой идентичности, нашей подлинности. Была, собственно, молодостью, которая не живет с 16 до 30, но живет и развивается, пока жив ее носитель, вне зависимости от его возраста. Эммануэль Левинас пишет по этому поводу: «Молодость, способная вновь обретать ответственность, извлекая ее из-под толстого слоя литературы, — эта молодость (о которой уже не скажешь: «Если бы молодость знала») перестает быть переходным возрастом («молодость должна пройти»), но являет себя как человечность человека».
Помнится, когда-то появление на улице татуированного человека с зелеными волосами встречало влажное рукоплескание у мыслящих людей. Это воспринималось как приход радикального индивидуализма, призванного сменить «красную серость» советского товарища. Рот восхищенно распахивался, вываливая наружу: «Наконец-то виден рассвет долгожданной альтернативы». Татуированный человек с зелеными волосами гордо утверждал: «Я молодой и протестую».
Таких людей становилось все больше и больше. Все они являлись непохожими на вчерашних людей. И это вдохновляло. Но едва ли социальная Машина может полагаться слепцом, так безболезненно сдающим бразды власти. Противодействие было создано, программа мышления категориями коллектива продолжена. Все силы социальной реальности были брошены на то, чтобы сохранить коллектив. Машина осознала, что это понятие нужно реформировать под современность. Коллектив дня сегодняшнего состоит из множества разных коллективов, декоративной альтернативы, которая противопоставляет себя серому социуму, называет себя огнем индивидуализма, но на деле является филиалом все того же общества, где нужны не люди, но работающие механизмы.
В этой хитрости Машине помогла наша телечеловеческая реальность. Известный закон: если ты не можешь победить мафию, возглавь ее. Машина так и поступила. Она не могла пропагандировать серый коллектив по-старинке. Но она могла превратить альтернативу в зрелищный товар, о чем уже было сказано много и многими.
Достаточно выйти сегодня на улицу, и мы увидим множество альтернативной молодежи, которая совсем не похожа на вчерашних людей. Но по-отдельности Паши, Маши и Даши по-прежнему не существует. Паша покрасил волосы в вороной цвет, пустил челку на один глаз и покрасил ногти черным лаком. Паша – эмо-бой. Маша ходит в кожаном плаще, мажет лицо пудрой до мертвенного бела и говорит о смерти. Маша – готичная девочка. У Даши широкие штаны, кепка, цепи да танцы спиралью. Даша – рэпер. Что же получается? Вроде бы есть выбор. Но с другой стороны, и Паша, и Маша, и Даша всего лишь представители своих коллективов, субкультур, внутри которых коллективизм не меньший, чем у охаянного советского человека. Получается симулятор альтернативы, коллективный индивидуализм, одинаковая разность, серость, замаскированная под радугу в субкультурной пляске.
Поэтому современный инфант должен не только лелеять свое протестное настроение, как проявление молодости, не только обращать его, порой, на самого себя, сомневаться в самом себе и с тщательностью параноика видеть вокруг деяния Машины, но также пестовать еще одну характерную для молодого состояния черту – инаковость, отличность. Индивидуализм – это абсолютная уникальность. Уникальность среди уникальных. И этого не нужно бояться. К этому нужно стремиться в рамках процесса за свободу. Если ты отличаешься от большинства, меньшинства прочих многих, то уже только это позволяет тебе говорить, что ты прав.
Анатолий УЛЬЯНОВ